— Так нет еще сборника, не вышел — пожимаю плечами я — В Советском писателе должен роман дебютный выйти в июле. Но пока что-то тянут, редактор замучила корректурой.

— Да, они могут. Ладно, напечатают книжку — дашь почитать.

Я согласно киваю.

— Седов тебя хвалит — Аджубей задумался — Закончишь университет, поговорим о постоянной работе. Или тебе писательская стезя по душе?

— Я, Алексей Иванович, готов служить стране на любом фронте. Куда Родина пошлет — нейтрально отвечаю я — В Университете предложили в Партию вступить. Пока кандидатом приняли.

— Силен! — зять Хрущева удивлен — Тебе 24? Я в двадцать восемь вступил.

Аджубей оказывается весьма информированным человеком. Расспрашивает меня про встречи с Фурцевой и Брежневым, про гимн…

— Ладно, будет нужна какая помощь — резюмирует редактор — Обращайся.

— Нужна! — решаюсь я — Почему бы Известиям не написать про СПК Метеорит? Хорошее же дело.

— Наглость — второе счастье? — удивляется Аджубей — Тебе Комсомолки мало?

— Я не про себя, я про патриотический клуб. Вот мы, например, задумали цикл пьес про Ленина для театров сделать. Уже кое-что начинается получаться. Три пьесы написали и в ВААПе зарегистрировали. Или вот тот же гимн… Это не один я — мы в Метеорите все вместе обсуждали.

Зять Хрущева задумался. Побарабанил пальцами по столу.

— Говоришь, Фурцева подписала уже устав твоего Метеорита?

Я кивнул.

— Ладно, скажи Седову, что я разрешаю. Половина полосы, не больше. Одна фотография! Утвердить сначала все у меня. Понятно?

— Предельно. Спасибо, Алексей Иванович! Вы не пожалеете!

Я тут же помчался к Седову и обрадовал его новостью об интервью про советский патриотический клуб.

— Растешь, старичок! — Герман под конец дня уже был слегка навеселе — Сделаем. Но с тебя пара материалов про рабочих и крестьян. Надо план тащить. Давай, ищи темы.

— Про завод Лихачева пойдет? Они новый грузовик разрабатывают. Без капота. Знакомые говорят — зверь. Пройдет по любому бездорожью.

— Новый грузовик? — Седов задумался — О таком мы еще не писали. Это может выстрелить. У нас Аджубей большой любитель автомобилей. Но сначала надо в Главлите узнать. Может тема секретная.

— Гражданский же грузовик.

— У нас все гражданское — двойного назначения. Сначала вояки используют, потом только до народного хозяйства дело доходит. Но я поговорю с Геной. Он мне кое-что должен, не будет цепляться.

Я мысленно потер руки. Вот так. Одним выстрелом — сразу двух зайцев. Дуплет можно сказать. И о себе напомню и отца продвину. Как раз будет повод наведаться к своей семье и «познакомиться».

Красково, Подмосковье.

— Дядя Вася! Есть наколочка.

— Не кипишуй, Славик, садись, чиферни — пожилой вор подвинул молодому парню стакан с черной парящей жидкостью.

— Да, я лучше водочки, дядь Вась — молодой крадун сел за стол в беседке, налил себе грамм сто водки и пододвинул поближе тарелку с молосольными огурчиками.

— Рассказывают, один наш… скажем так «коллега» — усмехнулся дядя Вас — Уехал во Францию. На ПМЖ. Стал там варить по привычке чифирь. Знаешь, как его там назвали французы?

— Коллегу?

— Чифирь!

— Как?

— Чай а-ля рус нуво.

Славик засмеялся, поперхнулся огурцом, закашлялся. Старый вор постучал ему между лопаток.

— Полегчало? Ну и отлично.

— Дядя Вась, а как можно уехать на ПМЖ во Францию?

— Жениться — пожалплечами вор — Тот «коллега» француженку охомутал. На фестивале молодежи. Ладно, все это фуфло, базарь.

— Из всего кагала один только подходит. Молодой, здоровый… В ГУМе отоваривался у фарцы. Лопатник с лавэ засветил. Двести целковых потратил и не поморщился.

— И кто такой красивый? Пробили?

— А то! Студент.

— О как! Кучеряво у нас студиозы живут! И что? Спросили откуда лавэ?

— Ребятам сказал, что стихи пишет. А эти деньги вроде как гонорар …

— Проверили?

— Да… Действительно концерты дает.

— Интересно…эх… Не трать, Слав, на него время.

— Почему, Петрович?! Подходит по всем статьям.

Хозяин дачи задумался на некоторое время и снова закурил.

— Ты знаешь, я как-то год назад с одним деловым общался. Так вот обнесли они как-то хату одного писателя. Я о нем и не слышал никогда. Вроде раз в два-три года какую-то хрень пишет про красноперых. Так вот крадун его в кабаке приметил. Уж больно гайка с двух каратником на пальце у того писаки его привлекла. Зашли в хату. Как говорится — бедненько, но чистенько. Ломанули нычки. В них и камушки и рыжевье и денюшки. Оказывается, как потом пробили, этот писака за свою книженцию чуть ли не поллимона получал, а если по ней какой фильм снимали или переиздавали, то вообще — мама не горюй! Так что поэт твой реально мог такие лавэ на своих виршах поднять. Власть тех, кто им бальзамом в уши ссыт страсть как любит…

— Да… Жалко. Мы уж хотели этого студента в тихом месте поспрашивать вдумчиво….

— Ты знаешь, дорогой мой, даже если вам фарт улыбнется, и вы тех ребятишек разыщите, то со всем вежеством, аккуратно ко мне вот сюда на хату пригласите. Настойчиво, но так что бы, ни волосинки, ни пылинки с них не упало! Мне есть, о чем с ними погутарить.

— Я бы лучше с Кацо погутарил. — недобро улыбнулся Славик — Если у него грузинский миллион был, может и еще один где заныкан? Мне и в Тбилиси не западло метнуться. Представляешь сколько у этих мжеванадзе по хазам напрятано? Мы бы с парнями прошвырнулись.

— Не лезь в это! Таких больших людей «бурильщики» пасут — не километр не подойдешь.

— Эх, жаль. Ладно, я попер. Сегодня встречаюсь с Ткачом, Бирюком и калининским Черкасом (ну уж его-то ты знаешь!). Может еще наводки появятся.

— Давай. Хотя подожди! Поспрашивай еще про этого студента. Ну а вдруг я ошибаюсь?

— Ой, смотри сирень! У нас такой куст возле дома растёт. Мама из больницы когда-то небольшой взяла, а теперь побольше этого вымахал — Вика вдохнула запах растения, счастливо зажмурилась.

Мы стояли возле Театра на Таганке, недавно поменявшего руководство, и раздумывали, стоит ли ввязываться ли в огромную очередь у касс или лучше продолжить прогулку по району. А может позвонить дяде Изе и решить вопрос неформально? Наверняка он сможет достать билеты.

— Ты никогда не рассказывала про своих родителей — осторожно произнес я, решая взять паузу. Очень хочется увидеть молодого Высоцкого, но время ждет — в этом театре он появится только через полгода.

— А нечего рассказывать — девушка взяла меня под руку — Мама воспитывала меня одну. Отец ушел на войну и пропал без вести. В 42-м году, где-то у Мясного Бора. Через шесть месяцев в эвакуации родилась я. Жили очень бедно, получали маленькую пенсию по потере кормильца. Вернулись домой — а там все разрушено, разбомблено. Мама всю жизнь посвятила мне. «Вот выучишься, уедешь в Москву, станешь специалистом…». Она у меня врач. Педиатр. Вот и я пошла в медицину, закончила училище. Увлеклась генетикой. С первого раза на биофак поступить не получилось — вот теперь второй раз пробовать буду.

— Ты обязательно поступишь! — я сжал руку Вики — Я в тебя верю!

Девушка благодарно улыбается, подставляет ладонь небу.

— Ой! Кажется, дождь начинается.

Действительно, начинает капать. Мы быстрым шагом доходим до квартиры, начинаем в четыре руки готовить ужин.

— Неужели у тебя никого не осталось? — интересуется Вика, нарезая огурцы — Бабушки, дедушки…

Я погружаюсь в воспоминания Русина и понимаю, что никого. Родители матери погибли в ходе оккупации Нового Оскола. По отцовской линии и вовсе никаких сведений. Можно запросить адресный стол в Донецкой области, но нужно ли?

— Ты садись за стол, я сейчас накрою — девушка в корне пресекает мои поползновения прижаться к ее приятным выпуклостям. Я себе представил этот же кружевной передничек, что сейчас на ней, но на голое тело… Меня бросило в жар. — Почитай пока дневник. Я вела записи. Он на серванте.